После этого я прильнул к своему оптическому прицелу. Я уничтожил двоих вражеских пулеметчиков и с удовлетворением отметил, что остальные снайперы так же хорошо выполнили свою работу. Более того, один из польских стрелков прямо на моих глазах был поражен двумя снайперами одновременно.

Защитников школы оставалось все меньше. Между тем я увидел, что наши солдаты уже установили захваченные польские орудия как раз напротив здания школы. Они открыли огонь по кирпичной стене. Число поляков, которые вели ответный огонь из окон, несколько увеличилось. Но я и другие снайперы тут же заставили замолкнуть большинство из них. А орудия продолжали стрелять по школе. И уже школа была окутана белым дымом. Орудия вели огонь преимущественно по первому этажу, и примерно после их тридцатого залпа вся западная стена здания, стоявшая напротив нас, вдруг вздрогнула и обвалилась. Следом за этим начала рушиться и южная стена.

– Это невероятно! – воскликнул я.

– А я всегда знал, что наш капитан очень умен, – сказал мне один из снайперов.

– Главное, что он бережет своих людей, – сказал я.

И тут мы увидели белый флаг, развевавшийся в окне с северной стороны школы.

Из здания с поднятыми руками вышло несколько польских солдат. Они сдавались. Примерно через три часа был взят весь город Кутно.

Вскоре после этого мне сообщили расположение моего взвода, и я смог вернуться туда. Сержант уже был осведомлен о том, что я не дезертировал, а сражался вместе с другой частью. Поэтому у меня не возникло никаких проблем.

– Что с тобой случилось, Гюнтер? – спросил меня Антон, который ничего не знал о том, где я был во время штурма города.

Я коротко рассказал ему о том, как я тащил раненого, как не смог найти свою часть, и о том, как мы штурмовали школу. К нам подошел Михаэль. Вдвоем с Антоном они рассказали мне о том, как сами штурмовали здания, и о том, что еще несколько ребят из нашего взвода погибли. Мне было жалко этих ребят, но, так или иначе, я был ужасно рад, что Михаэль и Антон остались целы и невредимы.

Мы продолжали обсуждать бой за город. Неожиданно нас перебил сержант Бергер. Он окликнул меня:

– Ефрейтор Бауэр!

– Я слушаю вас, сержант.

– Гюнтер, тебя забирают в другую дивизию, – сказал он.

– Что? – переспросил я, не осознав сразу смысл его слов.

– Вот приказ о твоем перемещении в 3-ю пехотную дивизию, – сержант протянул мне желтый листок бумаги.

Мне было тяжело прощаться с Антоном, Михаэлем и сержантом Бергером. Тем не менее я должен был спешить в новую дивизию и доложить о своем прибытии самому командиру роты. Как и следовало ожидать, им оказался капитан Бидембах.

Я по всей форме салютовал ему:

– Ефрейтор Бауэр в ваше распоряжение прибыл.

– Вольно, ефрейтор, – ответил он. – Извини, если это перемещение было слишком неожиданным для тебя. Но я не мог допустить, чтобы столь талантливый снайпер был под началом другого командира. Даю слово, Гюнтер, ты об этом не пожалеешь!

– Спасибо за доверие, господин капитан, – ответил я, пораженный тем, что офицер назвал меня по имени.

Обычно офицеры называли рядовых, ефрейторов и даже сержантов только по фамилии. Они относились к нам почти как к рабам. Однако капитан Бидембах был явно не из таких командиров.

– Чтобы оправдать твое перемещение, мне пришлось доложить полковнику о том, что ты крайне способный снайпер, – улыбнулся капитан. – Он захотел, чтобы завтра утром ты лично явился к нему.

Я окончательно смутился от подобного внимания к моей персоне. Наверное, моя растерянность была написана у меня на лице.

Капитан Бидембах привычным жестом похлопал меня по плечу:

– Не переживай, Гюнтер, в этом нет ничего особенного. Наш полковник старается знать в лицо своих лучших бойцов. А если ты продолжишь воевать так же, как в сегодняшнем бою, думаю, тебе еще не раз придется показываться ему на глаза.

– Я постараюсь воевать не хуже, господин капитан, – ответил я, так до конца и не придя в себя от смущения.

– Хорошо, Гюнтер. Теперь иди в свой новый взвод, ты заслужил отдых.

Я доложил о своем прибытии сержанту, командовавшему взводом. Среди своих новых сослуживцев я увидел нескольких ребят, которыми я командовал в ходе взятия польской школы. Мне стало неловко перед ними. Большинство из них, как и я, были ефрейторами. В бою же, как правило, командовать бойцами одного ранга с ним мог только тот, кто значительно старше их по возрасту. Однако я был, наверное, самым молодым из моих новых товарищей.

Я сразу начал извиняться перед ними, что обстоятельства сложились так, что мне пришлось быть их командиром.

– Ерунда, не извиняйся за это! – сказал один из них. – Ты был хорошим командиром. Под твоим началом никто из нас не погиб и даже не был ранен. К тому же ты сам стреляешь очень метко. Мы рады тому, что теперь ты в нашем взводе, Гюнтер!

После этого говоривший посмотрел на противотанковое ружье у меня на плече и спросил:

– А это что за пушка?

– Противотанковое ружье, – ответил я, снимая его с плеча и протягивая спросившему.

– Массивная штука! – сказал он.

Другой снайпер также подержал ружье в руках и воскликнул:

– Да эта штука весит килограммов пятнадцать!

– Зато она пробивает даже танковую броню, – вставил я.

– А ты что, собрался уничтожать танки? – еще один снайпер рассмеялся.

– Нет, но с помощью этого ружья я уничтожил польского пулеметчика, который укрывался за мешком с песком.

– Ладно, у каждого свои причуды, – махнул рукой снайпер, назвавший меня хорошим командиром.

– Ты уже слышал о французах и англичанах? – спросил меня еще один из новых сослуживцев.

– Нет. А что с французами и англичанами? – удивился я.

– И те и другие объявили нам войну.

– Мать твою! – вырвалось у меня.

Мне стало понятно, что на Польской кампании война для меня не закончится, если, конечно, я не позволю убить себя раньше времени. С этими невеселыми мыслями я вскоре заснул.

Глава четвертая. Я становлюсь учеником профессионального снайпера

5 сентября силы Вермахта большую часть дня были заняты перегруппировкой. Группе армий «Юг», состоявшей из трех полноценных армий, в которые входило около миллиона людей, требовалось еще некоторое время, чтобы выполнить задачи, возложенные на нее на данном этапе, и овладеть городами Лодзь, Озорков, Радомско и Бжезины.

Я был рад передышке. Сразу после завтрака я начал чистить свой карабин и противотанковое ружье. При этом я был доволен тем, что мне удалось получить утром не только семь патронов для моего карабина, но и еще семь патронов для моего противотанкового ружья. Это дало мне возможность попрактиковаться с ружьем. Я даже попытался приладить к нему мой старый 2,5-кратный оптический прицел. Но это мне не удалось.

Около 11 часов меня вызвали в палатку, в которой располагался штаб нашего командира полка полковника Хользварта. Когда я вошел, он сидел за дубовым столом и смотрел на разложенные перед ним карты.

– Ефрейтор Бауэр по вашему приказанию прибыл, господин полковник, – отрапортовал я и по всей положенной форме салютовал и щелкнул каблуками.

– Вольно, ефрейтор, – полковник улыбнулся. – Могу я увидеть твои бумаги?

Меня поразило радушное выражение его лица. Все-таки он был офицером такого ранга, а я всего лишь ефрейтором. Я спешно протянул полковнику свою личную солдатскую книжку.

Просмотрев ее, он сказал:

– Я вижу, ты окончил снайперскую школу в Берлине.

– Так точно, господин полковник, – ответил я.

– Что ж, некоторые старые военные относятся к снайперам предвзято. Но я знаю истинную цену подобным бойцам. Поэтому в моем полку есть несколько взводов, состоящих из одних снайперов, в том числе и твой взвод.

В этот момент в палатку вошел сержант с черным от копоти лицом. На вид ему было лет сорок. Он салютовал полковнику и вытянулся по стойке «смирно».